Шахтёрская байка от Гринёва. О Кириле Петровиче и Князе Гвидоне

[nabat]

В шахте работают разные люди, как по национальности, так и по складу характера, и увлечениям. Прежде, чем продолжить, то есть поведать, о ком пойдёт речь, хочу заверить, что та огромная масса шахтёров, относящаяся к первой строчке, всегда в трудную минуту может подставить плечо.
С позиции сегодняшнего дня, наблюдая агонию Углепрома (по старинке), особенно в ЦРД, Кирилл Петрович вызывает у меня больше уважения, чем иной образованный современный шахтёр, после смены, умело стучащий по «клаве». С другой стороны, Кирилл Петрович, опускаясь в шахту, знал, что 27-го числа каждого месяца он получит аванс, а 13-го – получку. И самое главное, он опускался с мыслью: его руки будут востребованы, а вклад в общую копилку участка всегда оплачен.
Отдавая дань уважения шахтёрам старой закалки, тогда всё-таки стоит переделать первый абзац, и сказать: «В шахте работали… в трудную минуту могли…».
Многие шахтёры, с которыми мне приходилось работать бок о бок, оказывались страстными охотниками, рыболовами, голубятниками, а у других возня с зелёными грядками занимала странное место, между основной профессией и женой.
Кирилл Петрович был иной, ни на кого не схожий. Ниже среднего роста, сутулый, вечно молчащий на наряде, при первом взгляде он не располагал к душевной беседе. Говорил короткими фразами, делая неожиданные паузы, словно с трудом пытаясь подобрать нужно слово. Имя его всегда произносилось в одном падеже, никогда не склоняясь, и с коротким произношением двойного «л». Поначалу подобное обращение мне было в диковинку, а потом привык…

Бригадир Толик Князев, в первую упряжку знакомя меня с коллегами, оригинально представил Кирилла Петровича:
- Знает пять языков…
Услышав подобную ересь, сразу понял: если тут дружат с юмором, то с этими людьми работать будет легко. То, что Толик принялся меня разыгрывать, должно быть понятно и откровенному дураку: в шахту полиглота никаким ветром не занесёт. Он не выдержит ни физической, ни психологической нагрузки. Вдобавок холёные пальцы станут похожи на потрескавшиеся пятки крестьянки, а слёзы безысходности преждевременно состарят… гламурное лицо, насильно подретушированное воздушной струёй с угольной пылью. Разве опять вернётся 37-й год и только тогда он сможет угольный забой воспринять как нечто родное и дорогое…
- Не веришь? - улыбаясь, бригадир продолжал шутить.
В ответ я лишь широко улыбнулся.
- Считай на пальцах.
- Спасибо, я запомню.
- Родной белорусский – это раз.
Я согласно кивнул головой: - Есть такое дело.
- Русский, - Толик начал загибать пальцы, - украинский. Это три. Немецкий – в оккупации был. И козлиный, - подвёл черту под лингвистическими способностями Петровича, тряся растопыренной ладонью перед собой. - Ни больше ни меньше.

Не стал уточнять, почему именно: козлиный, а рассмеялся вместе с остальными ребятами. Успокоившись, Толик хлопнул меня по плечу, и добавил: - Потом, молодой, поймёшь…
- Уже и так понятно, - подумал я, давая оценку манере говорить Кирилла Петровича, - пять языков смешались в кучу – трудно вытащить нужное слово из неё…
Освоившись в бригаде, и, начав парировать колкости и шутки в свой адрес, однажды разыграл Петровича за то, что он обозвал меня «Вождём краснокожих», имея в виду мой прирождённый румянец.
Неизвестно: откуда и как, но бригадир разузнал, что в своё время, перед войной, матушка Кирилла для того, чтобы его не забрали в армию, занизила возраст своего сыночка. В виду его роста и внешности – номер прошёл.
- А находясь в оккупации, - так шутил бригадир, - Кирила подносил патроны немцам на позиции, где и научился немецкому языку.
Петрович в ответ только глазами стрелял, но поддёвки стойко сносил. Наверное, уже привык. Шутки-шутками, но история с тремя годами оказалась правдивой, и теперь ему придётся в шахте работать лишних три года. А физически трудиться в 20-ть лет, или после 50-ти, уже имея тридцатилетний подземный стаж – конечно, две большие разницы.
И вот однажды, после вышеизложенной причины моей лёгкой обиды на него, под забоем у нас состоялся разговор.
- Петрович, Толик правду говорил о трёх годах?
Вместо ответа тот только вздохнул, а в глазах пробежала грустинка.
- Это понятно, что мать хотела сделать, как лучше.
Кирилл ещё глубже вздохнул. Бригада приумолкла в ожидании развязки. Мой голос звучал настолько чисто и проникновенно, что никто не мог подумать о моём намерении шутить.
- Да, три года – это очень долго, а за этот срок может многое произойти, и Толик из тебя ещё не одно ведро крови выпьет.

Среди слушателей пробежал короткий смех.
- Это точно, Николай, - согласился Петрович. - Князь Гвидон кого хочешь… замордует.
Князь Гвидон, услышав своё редко произнесённое прозвище, тут же переменился в лице, прищурил глаза, и недобро взглянул на Петровича.
Тут необходимо сделать краткое пояснение. Не знаю, с чем было связано болезненное восприятие бригадиром своего прозвища. То, что от фамилии – это понятно. Но почему он всегда страдальчески воспринимал «Гвидона» – было необъяснимо. Если мне требовалось оборвать его на полуслове, то я не кричал на него, не обзывал «Гвидоном», а лишь делился событием своего очередного прожитого дня: - Вчера прочитал «Сказку о царе Салтане», - или попросту начинал декламировать:
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, -
Говорит одна девица…».
Дальше можно было бы не продолжать. Любое упоминание о сказке всегда имело на бригадира большее воздействие, чем три короба ругани в его адрес. Хотя меня частенько подмывало изменить своим принципам (в отношении «князя Гвидона»), и выдать на-гора очередной анекдот: «Парторг Гвидон, и нет в мире истории короче», но я так и не смог осуществить задуманное – стеснялся.
Но если быть как на духу, то не стеснительность было причиной моего стойкого нежелания упоминать имя «Гвидон». Была ещё одна причина, самая главная, из-за которой, при любых обстоятельствах у меня не было права обижаться на бригадира.

Нельзя обижаться на человека, если ты его уважаешь, тем более я благодарен Анатолию за своё спасение, когда Её Величество впервые попробовало испытать меня на прочность.
В разрезе на Солёном, во время наращивания вентиляционного рукава, я потерял сознание – у нас говорят: «газку хапнул», но эта формулировка произносится лишь при благополучном исходе. Анатолий, наверное, за пару минут сумел выскочить на нижний штрек, и включить сжатый воздух (воздушная магистраль). Меня обдули, вернее, успели обдуть, благодаря сноровке бригадира. Никто, кроме него, тогда не сумел бы проскочить пол-лавы на такой фантастической скорости.
В двадцать лет я удивлялся сноровке своего первого шахтёрского бригадира Анатолия Князева. Потом, в свои пятьдесят, понял, отчего так происходит, и пришла очередь нового поколения удивляться…
Вылезли мы на штрек – нас уже ждала смена: два забойщика. Один из них, по фамилии Воропаев, около пятидесяти лет, с тёмно-пшеничными «будёновскими» усами, спросил у бригадира: «Который?».
Анатолий молча кивнул в мою сторону.
Забойщик внимательно осмотрел меня, не переставая играться зубком, и, после минутной паузы, произнёс пророческие слова: «Сто лет будешь жить, только воду сейчас не пей».
Образец лесогонского юмора, стоявший рядом, мгновенно среагировал: «А водку – можно?». Воропаев согласно кивнул головой. Толик хлопнул меня по плечу, и довольно отчетливо намекнул:

- Пошли именинник на ствол…
- У меня нет денег, - реакция у меня всегда была отменная.
- Ничего нет в этом удивительного – потом долг вернёшь, - подправил бригадир. - А сегодняшний день рождения нужно обязательно отметить, иначе всё может измениться…
Я же после этой упряжки отметил – на первый раз сошло, и, возможно, больше ничего подобного не случится.
Спасибо этому замечательному человеку, встретившемуся мне в начале шахтёрского пути!
- Да, - я притворно вздохнул, и сделал предупреждающий жест рукой в сторону бригадира, останавливая его попытку высказаться за «Гвидона». - На шахте «Северная» ведь до сих пор ещё есть конюшня…
Не ожидая подвоха, Кирила простодушно спросил:
- При чём тут конюшня?
- Как причём?! - наигранно вскрикнул я, подготавливая публику к эффектной концовке. - При конюшне ветеринар есть?
Есть.
У лошадей как определяют возраст?
По зубам.

Берёшь бутылку. Идёшь к ветеринару – просишь определить свой возраст. Он даст тебе справку. Ты со справкой идёшь в отдел кадров. Зачем лишних три года перерабатывать?
Договорить мне, естественно, не дали, из-за начавшегося смеха.
Лишь один Кирилл Петрович не смеялся. Он сидел, понурив голову, и смотрел себе под ноги. Быть может, в этот момент он вспоминал мать, хотевшую сберечь сына. Сберечь любой ценой! Или в его памяти пронеслись видения страшных 40-хх, известные нам, молодым и регочущим, лишь по книжным страницам да художественным фильмам?
В душе я даже пожалел, что так зло над ним пошутил, а «Вождь краснокожих», ранее требовавший отмщения, удовлетворённо вздохнул и успокоился…

30.04.2016